Библиотека

       Архитектурные прогулки

                            НОВГОРОД-на-ОХТЕ

        Тот, кто любит архитектуру, обязан полюбить историю. Каменные цветы зодчества произрастают на почве прежде всего исторической и от неё питаются. Не постичь сути архитектурной и тем более градостроительной идеи, если не учесть массы обстоятельств, современных и предшествующих возникновению этой идеи.
        Как всякий город мирового значения, Санкт-Петербург есть идея, в том числе – идея архитектурная. Помня тютчевское – «мысль изречённая есть ложь», я даже не тщусь высказать эту идею однозначно, афористически. Смысл наших архитектурных прогулок, возможно, состоит как раз в том, чтобы открывать её постепенно, шаг за шагом. Нынче, в канун 290-летия С.-Петербурга, самое время сделать шажок в предысторию нашего города.

        Прошитый руслом Невы перешеек между Балтийским и Ладожским озером издавна был объектом поползновений русских и шведов. В 1300 году, по сообщению Новгородской летописи, «свеи» поставили над Невой на усть Охте реке крепость, по древнерусской терминологии «город».
        Причем особо искусного мастера-градодельца шведы доставили из Рима.
        Значение этому городу придавалось отнюдь не рядовое. Одно его название чего стоит – Ландскрона!
        «Похвалишеся оканьии нарекоша его Венец земли», - эмоционально отметил летописец.
        Действительно, произвольный пересмотр границ равнодушных не оставляет, это нам известно. Уже в следующем 1301 году сын Александра Невского князь Андрей возглавил большую рать и разгромил Ландскрону. Выбор руководителя похода не был случаен, поскольку этот исторический акт воспринимался в одном ряду с подвигами самого Невского.         По доступным мне источникам дальнейшая судьба этих земель прослеживается лишь пунктирно. Писцовые книги 1495-1500 гг., составленные при переписи Новгородских угодий, сохранились далеко не полностью. Но кое-какие данные всё же имеются. На берегах Охты лепилось до полудюжины русских деревенек в каждой по 5-7 многочисленных крестьянских семей. Кто-то пожмёт плечами: дескать, это такая малость, что не стоит и вспоминать… Не скажите, возражу я. Наверняка в нынешнем Нью-Петербурге живут люди, чьи корни уходят в те стародавние деревеньки, хотя наши современники могут даже не подозревать об этом. Кроме того, в истории безвозвратно стёртых с лица земли поселений обнаруживаешь подчас следы событий для всей Руси эпохальных – так в капле воды море отражается.
        Например, весть о том, что в 70-е годы XV в. охтинские владения «Олферия Иванова сына Офанасова» (богатейший новгородский собственник) были переданы москвичу А. А. Ростовскому, пробуждает думы о падении Новгородской республики. Более полутысячелетия до нас бытовали в наших краях демократические порядки, и устойчива эта демократия была весьма долго – тоже более полутысячелетия.         Смутой начался на Руси XVII  век. Кратковременным московским правительствам не удержать было самого Кремля, не то что окраинных приневских земель. Владея ими целое столетие, шведы основали в 1632 г. при впадении реки Охты в Неву город Ниен. Крепостца здесь была уже лет за 20 до того. Название города переводится как «Невский» либо как «Новый».         Обозначить населённый пункт именем реки, на которой он стоит, есть дело обычное и вопросов не вызывающее. Вопросы возникают если задуматься, по отношению к чему этот город мог быть новым . То есть допустив аналогию с Новгородом Великим, в связи с которым выдвинута не одна гипотеза старого города … Соотносили с Ландскроной? Или с русским «Невским городком» времён Годунова, упоминания о котором проскальзывают в выборгских торговых книгах? Могут быть и другие варианты, более сложные.
        В 1642 г. Ниен освобождён от налогов на выпечку хлеба, на продажу пива и водки, после чего экономическая его мощь возрастает, как на дрожжах. Русские негоцианты из Новгорода и Ладоги отныне не утруждают себя морскими путешествиями в Стокгольм, сбывая прямо здесь воск, меха, сало и восточные ткани. Пильные заводы Ниена получают лес из России, поставляя затем продукцию на шведские корабельные верфи. Сам укреплённый бастионами город невелик, однако в посаде, расположенном на другом берегу Охты, было около 4 сотен домов. Разводной мост – едва ли не первый на петербургской в будущем территории – объединял два берега. Вверх по течению Охты на полверсты тянулись амбары. Две лютеранские церкви : шведская и финская. Появление второй вызвано массовым переселением сюда финнов взамен русских. Дело в том, что уклоняясь от обращения в лютеранство, предки покидали земли, ставшие шведскими. Этот исход Москва компенсировала Стокгольму деньгами и хлебом.
        Однако принимавшие лютеранство подчас находили у шведов должную оценку своим способностям и устраивались совсем неплохо. Достаточно сказать, что русскими по происхождению были два последних коменданта Ниена. Это – Александр Пересветов, при котором осуществлялся указ короля Карла XI , обязывающий каждого трудоспособного крестьянина Ингрии и Карелии отработать месяц на укреплении города в устье Охты (к похожим, хотя ещё более крутым мерам прибегнет вскоре Пётр I). И последний комендант – Иоганн Григорьевич Аполлов, сдавший 1 мая 1703 г. крепость русским и тем предотвративший напрасное кровопролитие, был в дальнем родстве со знаменитым Голицыным.
        Несколько ещё месяцев Ниен побудет Шлотбургом («замок-город»). Губернатором Шлотбурга назначат Меншикова. Вскоре Александр Данилович станет губернатором Петербурга, и одновременно с этим последние ниенцы превратятся в первых петербуржцев.
        До конца июня 1703 г. Пётр I помечал свои письма Шлотбургом, который подданные его именовали по привычке «Новым Шанцем», т. е. новым укреплением, городом. И только 4 октября 1703 г. «Ведомости» сообщили : «Его царское величество по взятии Шлотбурга в одной миле оттуда ближе к восточному морю на острове новую и зело угодную крепость построить велел».         Своего рода «Новгородом» делается отныне Петербург, начало которого было положено строительством крепости на Луст-Эйланде. По одной версии, кстати сказать, ещё шведы намеревались в конце XVII в. перенести Ниен сюда, да не успели.         Всё новое делается объёмным только в идущих из прошлого закатных лучах. Поэтому особое значение имеют изыскания, начатые археологом П. Е. Соколовым и его товарищами в районе «Петрозавода», где три века назад цвёл Ниен – предтеча нашего Петербурга. Драматизм этой прекрасной затеи обусловлен не скудостью финансовой её подосновой, – на иную подоснову рассчитывать просто не приходиться, - но тем, что археологические памятники Петербурга практически беззащитны. Любая скрытая в «культурном слое» гипотетическая находка, к которой учёные подвигаются путём кропотливого поиска, может быть мгновенно уничтожена при строительных и земляных работах. Подземный этаж города, полученного нами не то в наследство, не то захваченного на разграбление, ничем и никем не охраняется. Я не думаю, что это результат чьих-то злых происков, скорее невежества. Об археологии Петербурга даже говорить не принято. Вероятно, тема эта пока не отыскала себе места в общественном сознании, либо сознание не находит её достойной внимания. Последнее удивляет, ведь на Васильевском острове и в Петергофе уже извлечены из земли клады эпохи викингов с арабскими монетами VIII - IX вв. И тому, кто вздумает посмотреть на наш по-видимости молодой город в контексте так называемого большого исторического времени , именно памятники археологии помогут оценить масштаб предпринимаемого обзора.

Игорь ГОСТЕВ
«Невское время», 27. V .93